понеделник, 24 март 2014 г.

Челябинският митрополит Теофан

Днес попаднах неочаквано на интервю с Челябинския и Златоусторвски митрополит Теофан, публикувано в "Православие и мир" по повод третата годишнина от избирането му на тази катедра.
Спомних си, че този човек силно ме впечатли преди точно десет години. Тогава той бе за кратко в България по покана на отец Александър Карягин - настоятел тогава на Подворието на РПЦ у нас. По онова време владиката Теофан оглавяваше най-голямата в Русия епархия - Ставрополско-Владикавказката, в която се намираше и град Беслан, прочул се с  терористичния акт на 1 септември 2004 г. в едно от училищата в града.  Направих интервю с него за вестник "Дума", в който работех тогава.  Спомням си, че този човек, докато говореше за терористичният акт в училището там, по лицето му се стичаха сълзи. Владика Теофан е извозвал ранени деца от училището до болницата с личния си автомобил  и се е молел за тях. Много неща в интервюто, които счетох тогава за твърде лични преживявания, спестих. Но, ги помня. И това ме кара, за сетен път, да кажа ПОКЛОН, ВЛАДИКО!
Предстовям по долу интервюто с Челябинския и Златоусторвски митрополит Теофан, публикувано в "Православие и мир" днес и моето интервю от 2004 година.


Митрополит Челябинский Феофан: Прежде всего – молитва, а не стройки, встречи и конференции

Думаем о хлебе насущном, а забываем, что Господь приводил нам в пример птиц небесных, что не сеют, не жнут, но чем-то питаются.
22 марта исполнилось три года с момента назначения архиепископа (ныне – митрополита) Феофана на челябинскую кафедру. В преддверии этой даты управляющий Челябинской митрополией ответил на вопросы портала «Православие и мир» о себе и своём служении.

Источник: http://www.pravmir.ru/mitropolit-chelyabinskij-feofan-prezhde-vsego-molitva-a-ne-strojki-vstrechi-i-konferencii/#ixzz2wulB6pdl


– Вы родились и росли в верующей семье? Когда впервые почувствовали себя белой вороной, поняли, что придётся претерпевать давление учителей и насмешки сверстников, отстаивать свою веру? Что было самым трудным для верующего мальчика в пятидесятые годы?
– Наша семья была глубоко верующей. Шестеро детей: пять мальчиков, одна девочка. Я младший. Утренние и вечерние молитвы мы читали вместе. Обязательно молились перед едой и после еды. Дома была строгая дисциплина. Каждый знал своё дело: один дрова рубит, другой огород поливает или за коровой ходит.
А вот когда пришлось почувствовать себя «белой вороной»? Довольно рано. В нашей сельской школе, где я учился до четвёртого класса, в общем-то, нормальное было отношение. А вот уже с пятого класса, когда пошли в другое село, в другую школу, там уже было другое отношение. Как верующие, мы были под особым «присмотром». Никто из нас шестерых не был пионером. Отец был категорически против. Вдобавок мы были единоличники. Отец не вступал в колхоз, работал сам, он был хороший столяр. И так всю жизнь.


Отстаивать свою веру приходилось со школьной скамьи. Потому что некоторые учителя действительно были довольно агрессивны. Атеистическим воспитанием занимались, в основном, на уроках биологии и химии. Очень искажённо преподносилась история.
Наша вера не мешала нам дружить с соседскими ребятишками, а им – с нами. Тем более, нас было много, пятеро братьев, мы могли дать отпор. Но трудности были. Например, однажды на Благовещение мы с отцом пошли в храм. В школе знали, что я прогулял уроки ради службы, и на следующий день началась проработка. Учителя начали меня стыдить: «Как же так? Школа, а ты пропускаешь. Веришь в какие-то басни, сказки»… Тогда, помню, сказал: «Никакие не сказки, а это Бог к нам пришёл в это время, и мы с отцом были в храме». Это был пятый класс.
– В городе Дмитриеве Курской области, где Вы родились, сохранялся и действовал храм Марии Магдалины. Видимо, Вы с родителями были прихожанами этого храма? Расскажите, пожалуйста, о приходской жизни в 50-60-е гг., о духовенстве храма?
– Мы ходили в храм Вознесения Господня в селе Романовка. Затем, в хрущёвское время, он был закрыт, поруган. Сейчас мы его восстановили. Воспоминания об этом сельском храме озаряют всю мою жизнь. До сих пор помню священника, отца Василия (не знаю его фамилии). Это был уже пожилой человек. Ему, наверное, было лет 70. За веру лет 10 отсидел в тюрьме, в лагерях. Никогда не забуду: он никогда ни на кого не ругался. Очень добрый человек, и один его образ сразу внушал какое-то спокойствие и тишину. Мы с братом подавали кадило, читали записочки. Навсегда запомнилось: отец Василий стоит у жертвенника и на него падает луч солнца…

Или ещё вспоминаю. Храм был большой, но не отапливался. А у отца Василия руки обморожены были ещё в лагерях. Но он никогда не пропускал ни одной службы. А весной, когда храм где-то надо подремонтировать, он часто своими руками всё это делал. Замечательный был священник, я его всегда поминаю. Даже сейчас он остаётся для меня образцом пастыря.
Конечно, и безбожие было, но и вера ещё была крепка, потому что было живо то поколение, которое родилось до революции, – люди, для которых ценности православия были священны. Поэтому у меня добрые воспоминания всё-таки о тех временах и о нашем храме, и о службах, и о духовенстве.
– Чему самому главному научили Вас родители, духовники?
– Самое главное – это твёрдость веры отца и особое милосердие матери. Твёрдость веры отца для меня выше всякого подражания. Ему очень досталось в жизни. Никогда не вступал в колхозы, хотя никаким диссидентом не был. Просто неприемлем был для него ни коммунизм, ни социализм. Свою жизнь основывал на христианских ценностях. Войну прошёл с первого до последнего дня, ранен был, дошёл до Берлина. А после войны несколько лет работал, восстанавливая железнодорожные мосты.
Он рассказывал, как в 1937 году их (его и сослуживцев) хотели заставить выйти на работу в день Пасхи. Он отказался, был под судом и только по воле Божией остался цел. Примечательная черта: никогда не врал. И всегда нас учил: не врите. Никогда не воровал. Даже если стоит колхозный урожай. Кто-то, может, свеклы или картошки наберёт себе, он – никогда. Этому учил и нас. «Ты не сажал и не бери». Неплохо было бы в наш век коррупции и лицемерия, чтобы об этих заповедях помнили.
– Когда впервые Вы задумались о священстве, монашестве и когда твёрдо решили поступать в семинарию? Приходилось ли отстаивать свою веру в армии? Дискутировали ли с Вами замполиты? Пытались ли они давить на Вас? Может быть, шантажировали или угрожали? Или стыдили – солдат, а держится за бабушкины сказки?
– О монашестве я впервые задумался в армии. Там специфичная среда была, одни ребята. Много сальных разговоров. Бахвальство похождениями, каких, может быть, и не было даже. Мне было тяжело, вырос в совершенно другой атмосфере. А там и пьянство было, и какая-то дедовщина. Несмотря на это, я армию вспоминаю очень хорошо. Так называемая дедовщина не такая страшная была, как описывают сейчас. Я прослужил три года, но камня на сердце, что эти годы потеряны, у меня нет.
А вот с командирами были очень интересные случаи. Служил я в Ульяновске, в части при высшем военном училище связи, и на Пасху ушёл в храм. Честно сознаюсь – в самоволку. Наутро меня встречает командир роты и говорит: «Где ты был?» Я говорю: «Нигде я не был»… Короче, выяснилось, что он жил там недалеко в городе (я ж не знал!) и видел меня, как я шёл. Доложили командиру части и замполиту. Вызвал меня замполит и начал прорабатывать. Припомнил мне, что я не комсомолец. Потом в части стало не очень уютно, понемножку начали меня прижимать. А потом меня пригласил командир части, подполковник. Фамилия у него была интересная – Глыба. Он уже был такой взрослый человек где-то лет пятидесяти. Спокойно расспросил меня обо всём, я не стал скрывать, что верующий и хожу в храм. На прощание он говорит: «Знаешь, что я тебе скажу, сынок? Тебя больше обижать никто не будет. Служи себе спокойно, но только в самоволку не ходи. Если когда в увольнение, ты уж там… Но – не выпячивай». И, как я после узнал, он сам был человек верующий, но никогда этого не афишировал. Шёл второй год моей службы в армии.
После разговора с командиром никаких проблем у меня действительно не было. Иногда замполит пробовал что-то позубоскалить. Но меня выручало другое: я неплохо разбирался в электронике и средствах связи, в нашей части это очень ценилось.
После армии я поехал помолиться в Троице-Сергиеву лавру. Там у меня был один знакомый, впоследствии профессор Московской духовной академии архимандрит Георгий (Тертышников). Он меня привёл в семинарию. Походили, потом зашли в комнаты, где жили семинаристы, и я понял: всё, это моё. Должен сюда поступить.
В первый год поступить не удалось. Вмешались власти. Многое пришлось претерпеть: вызывали и в КГБ, и в военкомат… Помню, пришёл, на меня орёт в военкомате такой мордатый: «Мы тебя…» «А что я? Я уже армию нормально отслужил». «Куда поступаешь?» «В семинарию». «А где она?» «У нас, в Советском Союзе». Довольно смело ему отвечал… Но всё равно. Хорошо сдал экзамены, но, несмотря на это, подошёл и увидел, что в списках меня нет. Не поступил, не прошёл. А ещё дело в том, что я к тому времени перебрался уже в Подмосковье и пытался поступить в семинарию от Московской епархии. И владыка Филарет (Вахромеев), который тогда был ректором, вызвал меня и сказал: «Ты должен уехать, иначе никогда не поступишь». И владыка Филарет направил меня к митрополиту Гедеону в Смоленск. Сказал, чтобы я приезжал на следующий год.
 Целый год был иподиаконом владыки Гедеона. Жил в колокольне, лазил по лестнице на второй этаж. Замечательный период. Пожалуй, один из самых светлых. У меня было тогда только две дороги – на службу и «домой» на колокольню. Постоянно занимался. И, приехав на следующий год, поступил сразу на второй курс семинарии. А затем меня опять вызвал владыка Филарет и говорит: «Давай вот лето сиди, занимайся, сдашь экстерном экзамены за 3 курс», – потому что это создавало возможность принять больше студентов в семинарию. Так я и сделал, а в сентябре поступил на 4 курс, то есть окончил семинарию за два года. К тому времени под влиянием лавры я серьёзно задумал остаться в монастыре. И, поступив в академию, стал послушником, а затем принял постриг.
– В 1969-1970 гг. Вы несли послушание у епископа Смоленского и Вяземского Гедеона, будущего митрополита Ставропольского и Владикавказского. После его кончины в 2003 году Вы были назначены правящим архиереем Ставропольской епархии. Видимо, это не случайно? Вы поддерживали связь все эти годы? Как Вы познакомились с владыкой Гедеоном? Был ли он Вашим духовником? Примером воина Христова?
– Митрополит Гедеон не был моим духовником в точном смысле этого слова. Но он повлиял на меня. Это был человек по натуре добрый. Очень твёрдой веры. Любил подолгу совершать богослужения. Мы с ним дружили до конца его жизни. Как мы познакомились, вы уже знаете. Именно он написал мне характеристику. Поступаю в семинарию, а его очень скоро переводят на новосибирскую кафедру. Владыка Гедеон очень печалился, уезжая со смоленской земли. И я поехал с ним – просто проводить до Новосибирска. Потом, конечно, вернулся, продолжал учёбу. А затем, когда после аспирантуры попал в отдел внешних церковных сношений и был направлен за границу, владыка радовался, гордился мною. Удивительное дело. Незадолго до своей смерти митрополит Гедеон просил Святейшего Патриарха Алексия II назначить меня в Ставропольскую епархию к нему викарием. И хотя этого не произошло, возможно, его рекомендация сыграла свою роль в том, что после его кончины жребий пал именно на меня – я стал его преемником на ставропольской кафедре.
– Ваши самые яркие воспоминания об учебе в семинарии и академии; любимые преподаватели?
– Конечно, семинария и академия немыслимы без Троице-Сергиевой лавры. Это, как говорится, большая келья преподобного Сергия Радонежского – и Лавра, и находящиеся в ней духовные школы. Никогда, конечно, не забуду лаврских старцев. Архимандрит Феодорит был благочинный, замечательный проповедник. Или же архимандрит Серафим, которому во время войны даже Сталин благодарность в телеграмме присылал за собранные средства (он тогда служил в Архангельске). Очень колоритный, с большой белой бородой, поистине ангельский вид у него был.


Или послушник Павел. Он был послушником в Лавре до революции и остался послушником, умирая. У него была одна присказка: «Спасутся только схимники и послушники». Никогда в жизни никого не осуждал. Замечательный человек, которого все любили. Послушником прожил, наверное, лет 70. Естественно, такие послушники, может быть, выше самых высоких чинов.
Что касается академии, то здесь посчастливилось застать ещё великолепную плеяду старой профессуры. Профессор Талызин, удивительный старик с потрёпанным портфелем, преподавал основное богословие. Замечательный преподаватель Сарычев Василий Дмитриевич, догматист. Потом он принял монашество. Под его руководством я писал кандидатскую работу «Догматическое учение Василия Великого». К тому времени лет 15 никто не писал у него диссертаций, потому что он был очень требовательным. Рискнул и, с Божьей помощью, прошла работа нормально. Это человек, мысливший с отточенной чёткостью. Именно догматического склада ума. Думаю, именно он очень повлиял на меня как богослов.
Очень памятен протоиерей Алексий Остапов, крестник Патриарха Алексия Первого. Создал замечательный церковно-археологический музей. Был носителем высокой культуры и аристократического духа. Одним своим внешним видом всегда создавал особую атмосферу. Очень уравновешенный, спокойный. Преподавал у нас и Дмитрий Петрович Огицкий, специалист по западным исповеданиям. Замечательный, по-настоящему крупный учёный. Литургику вёл Алексей Иванович Георгиевский. Он говорил: «Дышите кислородом вечности, пока вы тут, в Лавре…»
Ну и, конечно, тогда восходящие были звёзды, как нынешний известный профессор Алексей Ильич Осипов. Мы его очень любили. У меня был друг Владимир Романов (сейчас уже, к сожалению, отошёл ко Господу), мы с ним 6 лет так и просидели за одной партой. И на перемене обязательно допытывались о тех или иных истинах у Осипова. Он полушутя говорил: «Ну, отстаньте, ну, сколько ж можно?» Но нам было интересно. Думаю, что многие вещи мы тоже у него позаимствовали. Из молодых вот таких был ещё отец Марк Лозинский, который, к сожалению, рано ушёл из жизни.
Хорошие светлые воспоминания остались о том времени. Семинария и академия были одной небольшой, но дружной семьёй. Сейчас этот дух почти утрачен. Конечно, было совсем другое время, другая обстановка. Но думаю, что тогдашний профессорско-преподавательский состав дал нам образование уж точно не хуже того, которое можно получить в московских духовных школах сегодня. И монастырская братия немножко другая была. Ведь мы шли и в семинарию, и в монастырь, когда всё было трудно. Шли через препятствия, не рассчитывали на что-то хорошее. Готовы были за веру понести какие-то испытания. Это тоже накладывало отпечаток на жизнь Лавры и духовных школ.
– Потом пять лет – в 1977-1982 – Вы служили в Русской духовной миссии в Иерусалиме. Расскажите, пожалуйста, о служении там.
– Это был непростой период в жизни нашей миссии. Шла волна эмиграции, когда евреи уезжали из Советского Союза. Кого-то пускали, кого-то не пускали. А поскольку дипломатических отношений не было, то всё это нередко отражалось на миссии. Непростые были времена, но благодатные. Возможность свой день начинать у Гроба Господня… Сегодня это вспоминается как чудо. А вечерами нередко с товарищами (сегодняшним митрополитом Ярославским Пантелеимоном и митрополитом Ижевским Николаем) втроём ходили вокруг Старого города. Представьте себе: вот вы идёте, и тут Сионская горница, здесь место, где произошло Сошествие Святаго Духа на апостолов. Идёшь дальше – место, где апостол Пётр отрекался, а там долина, где будет Страшный суд, а там Гефсимания виднеется, Елеон, – это живая картина, в которой сегодняшний день переплетается с верой и историей.

И сегодня, когда читают тот или иной отрывок из Евангелия, невольно сразу же в глазах встаёт образ той конкретной местности на Святой Земле, где это происходило, потому что за пять лет практически везде, где было возможно, побывали.
Святая Земля формирует внутренний духовный мир. Но для меня это было ещё и время, когда оттачивался церковно-дипломатический опыт, потому что Израиль – центр трёх религий (христианства, ислама и иудаизма) и арена политической борьбы. Мы были в центре всех событий, нас приглашали на все мероприятия, даже государственного характера, которые происходили в Израиле, потому что не было дипотношений. Но непросто было, потому что практически общение с Родиной только во время отпуска. Так иногда затоскует душа! Это сейчас множество паломников. А тогда паломники из СССР приезжали один раз в год, на Троицу, и то всего несколько человек.
– Рады ли вы были возвращению из Святой Земли в Лавру?
– Безусловно. Именно в Лавру. Потому что когда я поступал в монастырь, вообще в семинарию, я не думал ни о какой Святой Земле… Хотел только быть в Лавре монахом. И был благодарен, что вернулся именно в Лавру. Потому что такая, сказал бы, родная для меня Лавра, – родной дом. Там жили близкие мне люди, а самое главное – преподобный Сергий. Это была очень полезная передышка.
– В 1984-1987 гг. Вы были секретарём экзархата Центральной и Южной Америки. Приходы там были многочисленнее, чем в СССР? Состояли из русских эмигрантов первой волны или были прихожане и из местных?
– В нашем экзархате Центральной и Южной Америки приходы состояли не только из эмигрантов первой волны, покинувших Россию после событий 1917 года. Было много эмигрантов так называемой экономической эмиграции с западных районов Украины. До войны они находились в составе Польши. И туда нередко приезжали эмиссары, которые сулили золотые горы, а потом привозили людей в Южную Америку и высаживали где-нибудь в джунглях. Украинцы очень трудолюбивы. Конечно, немало народу погибло, но многие сумели преодолеть трудности. Ещё одна волна – послевоенная. Люди, которые оказались в плену и не захотели возвращаться. Или вообще бежали – с немцами ушли. Их тоже оказалось очень много в Южной Америке. Да, были аргентинцы, которые принимали православие. Ведь много было смешанных браков. И некоторые из тех, кто заключал такой брак, приняли православие. Приходы были очень многочисленные. В мою бытность там построили несколько храмов и в самом Буэнос-Айресе, и в других районах Аргентина.


– Приходилось ли вести богословские дискуссии с местными католиками или при общении с ними касались только социальных проблем? Насколько религиозно население Южной и Центральной Америки? Могли ли Вы тогда предположить, что через 30 лет Папой изберут аргентинца?
– Ну почему? Говорили на разные темы. Была довольно спокойная манера общения. Приходил к нам и сегодняшний Папа. Тогда Хорхе Марио Бергольо был ректором католической семинарии в Буэнос-Айресе. За чашкой чая говорили об истории Церкви и о многом другом. Конечно, я не пророк и не мог предположить, что папой изберут аргентинца. Да ещё и знакомого мне. Но если Вы спросите, какое впечатление он производил тогда, – положительное впечатление. Никогда он не был человеком заносчивым, часто бывал в нашей епархии, мы с ним беседовали, спорили неоднократно. Но надо помнить, что он всё-таки иезуит, а это о многом говорит. Этот орден накладывает определённый отпечаток на всё: и на поведение, и на мышление, и на образ жизни.
– Какие воспоминания остались у Вас о служении в должности патриаршего экзарха при Патриархе Александрийском и всея Африки?
– По египетским улицам можно было ходить в любое время дня и ночи. Хоть в Каире, хоть в Александрии, хоть в любом другом городе. Мы никогда не снимали там своих священнических одежд. Была замечательная возможность познакомиться с древнейшими египетскими памятниками. Каирский музей древностей – один из лучших в мире.
Большой школой для меня было общение с Патриархом Александрийским Парфением III и коптским патриархом Шенудой III. Должен сказать, что с коптами у нас действительно есть догматические разногласия, но эту разницу простой копт-мирянин и даже священник (не богослов) сформулировать не в состоянии. Большое впечатление на меня произвела система социального служения у коптов. Великолепен и монастырь Макария Великого. Его уникальная библиотека была оснащена компьютерами, за которыми работали монахи; это было в 1989 году, когда у нас ещё и речи об этом не было.

В Египте пришлось столкнуться с мусульманским миром. Неоднократно бывал и в знаменитом Каирском университете исламском Аль-Азхар, встречался со студентами и профессорами. Для меня это была большая школа. В те времена ещё не было столь ярко выраженного, скажем, крайнего экстремистского движения. Хотя, следует признать, большой дружбы между мусульманами и, скажем, христианами-коптами тоже не наблюдалось. Но и не было такой вражды. Всегда приходилось удивляться: строится мечеть и тут же обязательно коптский храм. Рядом! Как бы свидетельство мира между христианской и мусульманской общинами. Сейчас, увы, совершенно другая обстановка.
– В 1993 году вы стали работать в Москве в должности заместителя председателя ОВЦС. Вам пришлось работать в новых условиях: советская власть ушла в прошлое, наблюдалось возрождение церковной жизни в России. Расскажите, пожалуйста, об этом непростом периоде.
– Это один из самых сложных периодов моей жизни. Я работал бок о бок с митрополитом Кириллом, нынешним Патриархом. С людьми талантливыми просто никогда не бывает, а Святейший Патриарх – не просто талантливый, но богато одарённый человек. Работать с ним было непросто, но очень полезно и продуктивно. Я в полной мере оценил его энергию и вдумчивость.
Особо, конечно, памятен 1993-й год сейчас. Противостояние двух ветвей власти. Для меня это был урок и испытание, когда меня уполномочили поехать в осаждённый Белый дом, чтобы пригласить представителей законодательной власти на переговоры в резиденцию Патриарха. Не раз приходилось бывать в Белом доме и в администрации Президента, встречаться с членами Конституционного суда и председателем Правительства Виктором Степановичем Черномырдиным. Часто говорят, мол, всё равно ничего не получилось, пролилась кровь. Хочу сказать вот сейчас, чтобы общественность знала: если бы не было переговоров, случилась бы большая беда. Переговоры дали определённую передышку, остудили пыл обеих сторон, а значит, увели от гражданской войны. И вот здесь совершенно честно – не потому, что Патриарх сегодня Кирилл, а потому что это правда – хочу сказать, что вся инициатива, идеология участия Церкви в разрешении этого конфликта принадлежала нынешнему Предстоятелю Русской Православной Церкви.
В ОВЦС я работал в тот период, когда формировалась новая система взаимоотношений Церкви и государства. Было много различных встреч. И практически эту огромную работу, которая действительно была плодотворной, осуществлял отдел внешний церковных сношений во главе с митрополитом Кириллом, а мы были его соработниками. И ведь отделы, которые возникли в тот период, – отдел по связям с вооружёнными силами и правоохранительными органами, миссионерский отдел, социальный отдел – вышли из отдела внешних церковных сношений.
– Первые годы после епископской хиротонии Вы служили в Магадане. Чем Вам запомнился этот северный край?
– Около года я был экзархом Патриарха Московского и всея Руси при Патриархе Антиохийском и всего Востока. Но Синод решил посвятить меня в сан епископа и назначить на магаданскую кафедру. Из-под тропического солнца пришлось ехать на Колыму. Приехал где-то в декабре, морозец такой 30-40, а кое-где и 50 градусов. В городе – один небольшой храмик. Епархия недавно образована. Приходы раскиданы по огромной территории. Много различных сект. Стало понятно, что необходима миссионерская деятельность. Все силы направил на то, чтобы установить контакт с обществом и государственными органами, со СМИ и студенчеством. Было построено много протестантских молитвенных домов, и нам нужно было, конечно, строить православные храмы. Встречаясь со студентами, полушутя говорил им: «Ну ладно, джинсы носите, “Сникерсы” ешьте, но православие не забывайте. Веру не оставляйте свою».
И здесь, имея большой опыт предыдущей работы, удалось довольно быстро создать две свои телепрограммы. В областных газетах начали постоянно выпускать наши вкладки. Народ в Магадане своеобразный. Это же место ссылки. Отец нашего Патриарха, Михаил Васильевич Гундяев, тоже отбывал там ссылку за веру. Много политических заключённых. Поэтому до сих пор там высокоинтеллектуальная обстановка. Это читающая область. Много учёных и просто людей думающих. Поэтому мы решили устроить в Магадане региональные Рождественские чтения. Пригласили известных людей: профессора Осипова, кинорежиссёра Бурляева. Так постепенно удалось укрепить позиции православия, расшевелить народ.
Самое главное – удалось построить замечательный кафедральный собор Святой Троицы. Он стал не только храмом, но и памятником жертвам политических репрессий. Когда я уезжал, собор был уже с куполами и колоколами, но без отделки. Интересно, что собор возвели на фундаменте недостроенного обкома партии. Напротив стоял памятник Ленину, который показывал рукой на здание. И когда построили храм, получилось, что вождь революции призывал всех идти в храм. Мол, хватит уже безбожия. Но потом исполнительная власть приняла решение перенести монумент в другое место. Тогда губернатором Магаданской области был Валентин Цветков. Вечная ему память, замечательный был человек. С его помощью мы так быстро возвели великолепный Свято-Троицкий собор – пожалуй, один из лучших вновь построенных соборов в азиатской части России.


Появилось замечательная крещенская традиция. Помню, на Крещение морозы – магаданские! И я высказал мысль устроить Крестный ход к знаменитой бухте Гертнера и освятить там море. Идею поддержали. В бухте вырубили огромный крест. Пришёл весь город. Пожалуй, несколько десятков тысяч было народу во главе с губернатором. Был какой-то необыкновенный праздник, когда в Магадане на краю земли русской мы освящали воду Охотского моря. И очень многие с верой окунались в воду. Я, конечно, не приписываю это освящению, но рыбаки говорили, что в тот год была очень хорошая путина. Рыбы много было. И так эта традиция стала постоянной – освящение воды в бухте Гертнера.
– Что из задуманного не успели осуществить в связи с переводом в Ставропольскую и Владикавказскую епархию?
– Человек никогда не успеет до конца осуществить всё задуманное. Мы должны работать, не упиваясь сделанным, а наоборот, задумываясь о том, как много ещё предстоит сделать. Многое предстояло сделать: обустроить везде лучше храмы, развернуть молодёжное движение, систему просвещения в высшей школе. Слава Богу, и после меня люди трудятся. То, что не удалось мне, надеюсь, магаданские архиереи ещё с большим успехом делают и будут делать.
– Как складывались межнациональные и межрелигиозные отношения в Ставропольской епархии? Встречались ли Вы с мусульманскими лидерами? Достигнуто ли было понимание?
– Действительно, для меня было совершенно неожиданное новое послушание… В Магадане служил всего два с небольшим года. Помню, я находился за границей. По благословению нынешнего Святейшего Патриарха Кирилла, тогда председателя ОВЦС, ездил на освящение храма. Уже возвращался в Россию. И где-то на перепутье (кажется, в аэропорту Лондона) мне позвонил митрополит Кирилл, нынешний Патриарх, и сказал: «Ну, молись, ты получишь новую кафедру», – именно по его предложению Патриарх Алексий и Священный Синод тогда направили меня на ставропольскую кафедру.
Здесь совершенно особые страницы в моей жизни. Достаточно сказать, что это была одна из самых крупных епархий, в которую входило шесть субъектов федерации: Ставропольский край, Карачаево-Черкессия, Кабардино-Балкария, Северная Осетия, Чечня, Ингушетия. Епархия была поликонфессиональная и многонациональная. И вот здесь я понял, как важно представителям Церкви и особенно епископу находить точки соприкосновения с носителями иной религии, с местными жителями, особенно в национальных республиках с народами, которые являются титульными нациями, чтобы был мир и согласие.
Общий язык и взаимопонимание с представителями ислама нашли быстро. Возможно, мне помог опыт работы в мусульманских странах. Проводили много встреч. Ведь проблемы у нас, по сути, одни и те же: размывание устоев в целом нравственного и религиозного сознания. Чтобы противостоять безбожию, реально проводимому в жизнь, мы должны быть союзниками. Думаю, что понимание этого тоже во многом помогало мне находить общий язык с представителями ислама.
Конечно, одна из самых ярких страниц в моей жизни – это массовые крещения в Северной Осетии. Во время этих крещений мы со священниками крестили более 10 тысяч человек. Было ясное ощущение, что Господь стоит здесь вместе с нами. Представьте себе: полторы тысячи принимают крещение. Осознанно. Приходят семьями. Такие массовые крещения проводили несколько раз. Некоторые говорили: нужна более глубокая катехизация. Но нужно знать менталитет осетин: если они уж покрестились, то менять веру вряд ли будут. Однако наша задача – работать с этими новокрещенными христианами.
Добрая страница – возрождение монастырей или создание новых. Замечательный мужской монастырь в Фиагдоне. Замечательный женский монастырь недалеко от Алагира, по пути в Южную Осетию. Они играли и играют большую роль в христианизации осетинского народа.
Но были и трагические страницы. Это, конечно же, трагедия в Беслане. Наверное, она всегда будет глубокой раной в моём сердце. Потому что с первой же до последней минуты был там и видел этот ад. Если бы не вера, то трудно было бы перенести всё это. Матери погибших в Беслане детей как окаменевшие были. Примерно через полгода я взял благословение у Святейшего Патриарха Алексия II и повёз их (человек 50) в Иерусалим. Многих из них потом крестил в Иордане. И когда они поклонялись Гробу Господню, их лица становились другими. Более просветлёнными и расслабленными. Эта поездка в какой-то степени преобразила матерей Беслана, внесла в их мятущиеся души некое успокоение. Потом при женском монастыре мы построили реабилитационный центр для детей Беслана. Это был совместный проект с Русской Зарубежной Церковью. Красивые здания на берегу озера. Туда и сейчас приезжают дети Беслана и другие сироты.
А затем была новая беда… Грузия напала на Южную Осетию. На второй день после нападения я был в Цхинвале, чтобы поддержать наших братьев в Южной Осетии. На дорогах, на обочинах – убитые люди. Всем храмам и монастырям мной было дано указание приютить беженцев. И довольно долго вся епархия собирала средства, продукты. Помню, в ближайший к границе монастырь, где было много детей и стариков, привезли гуманитарную помощь – огромную фуру с продуктами. И монахини разгружали эту фуру. Шли военные действия, разгрузить нужно было срочно, чтобы машина как можно скорее уехала. И вот эту 12-тонную фуру хрупкие монахини на своих плечах разгружали, чтобы потом раздать беженцам. Вот вам и ответ на вопрос, где в трудных ситуациях Церковь: она всегда со своим народом.
– Уже три года Вы управляете Челябинской епархией. Об этом несколько слов, если можно.
– Действительно, скоро будет три года, как я служу на Южном Урале. Надо сказать, уже сроднился с новой епархией. Недавно принимал участие в крупном форуме на Северном Кавказе и ощутил, что тянет сюда, в Челябинск. Регион многонациональный, немало мусульман, хотя большинство населения – русские люди с православными корнями. Стараемся поддерживать добрые отношения как с органами власти, так и с гражданским обществом. Недавно Челябинская митрополия заключила договор о сотрудничестве с региональной администрацией. Это немаловажно: одно дело, когда просто говорим о взаимодействии, и совсем другое, когда есть документ, который открывает широкое поле деятельности.

Катастрофически не хватает храмов в Челябинске и в области, поэтому недавно всем миром заложили новый кафедральный собор. Крупный, три тысячи человек смогут молиться вместе. По архитектуре собор будет классическим. Надеюсь, нам удастся его построить. Кроме того, возвели ряд новых храмов, строительство ещё несколько почти завершено. Начали реставрировать порушенные дореволюционные церкви, возобновили богослужения в храмах Большого Куяша, Булзей и других сёл.
Хорошие взаимоотношения с вузами. Без особого шума открыли в этом году специальность «Теология» на историческом факультете Южно-Уральского государственного университета. Хотя обучение платное, студентов набрали больше, чем требовалось для формирования учебной группы. Специальность оказалась востребованной. Ведь сейчас развивается взаимодействие Церкви и общества. Нужны преподаватели основ православной культуры. Кроме того, в органах власти немало отделов и управлений, которые отвечают за взаимодействие с религиозными организациями. Им тоже требуются специалисты. Ведь и по сей день там нередко работают те, в чьи обязанности входила атеистическая пропаганда. Нонсенс!
Два года назад мы заключили договор о взаимодействии с духовным управлением мусульман, потому что в Челябинской области немало этнических мусульман – башкир, татар, казахов. Сохранение мира и согласия – это наша общая задача. Борьба с экстремизмом, пьянством, наркоманией – общая забота. Думаю, это нормальное явление, когда Церковь прикладывает усилия для того, чтобы межконфессиональный, межнациональный мир в регионе был основой благополучия нашего общества.
Ваш покорный слуга ведёт две еженедельные программы. Одна из них называется «Преображение» и выходит на телеканале ОТВ, другая – «Мнение» – транслируется на «России-24. Южный Урал». Говорю там о различных проблемах общества и Церкви. Выпуски можно посмотреть на нашем епархиальном сайте, мы часто их выкладываем. Челябинская епархия два года назад впервые начала сотрудничать с «Роспечатью». Благодаря этому наша газета «Челябинские епархиальные ведомости» продается в киосках города Челябинска. Газета не просто лежит в церковной лавке, а продаётся в обычных киосках вместе со всеми другими изданиями. Кроме того, её можно выписать почтой.
– В чем Ваша самая большая радость?
– Очень сложный вопрос. Я думаю и не знаю, что ответить. Но мне хотелось бы, чтобы моя жизнь соответствовала тем идеалам монашеской жизни, которые я избрал много лет назад. Оно бывает редко, но иногда Господь посещает душу. Когда чувствуешь, что ты с Богом. Когда чувствуешь, что ты становишься немножко чище. Поэтому самая большая радость – это почувствовать себя оторванным от нашей повседневной толкотни жизни. Которая нередко как омут засасывает всех нас – и иерархов, и пастырей, и мирян. Быть с Богом – вот самая большая радость.
– Кем Вы мечтали стать в детстве?
– Меня в школе называли литератором. Я действительно очень любил литературу. Хорошо писал сочинения, мне это нравилось. И думал, что буду писателем или журналистом. Но затем Господь судил по-иному, и я стал тем, кем являюсь на сегодняшний день.
– Была ли когда-то Ваша жизнь в опасности? Повлияло ли это как-то на Вас? И как должно влиять на человека?
– Была. И много раз. Достаточно вспомнить Беслан. Это не игры. В полном смысле ходил под огнём, который вёлся со стороны боевиков, в школу, где были дети. При этом в метре от меня погибали спецназовцы, Господь меня миловал. И для меня вообще жизнь разделилась на две части: до Беслана и после Беслана. Особенно когда выносил на своих руках убитых и раненых детей. Мы должны делать уроки из таких трагических моментов. Когда в опасности оказываешься не только ты, но и сотни людей. Здесь очень чётко ощущается, насколько активно действуют силы зла против человека и против всего, что связано с добром.
Было много таких случаев. Двадцать лет прошло с тех пор, когда было противостояние двух ветвей власти в нашем государстве в 1993 году. И по благословению покойного Святейшего Патриарха и сегодняшнего Патриарха Кирилла я участвовал в этих переговорах. Помню, когда шёл в Белый дом, началась перестрелка. Была прямая опасность к сегодняшнему дню быть уже в ином месте. Но Господь миловал. И тогда ещё и ещё раз я осознал, насколько мы должны ценить жизнь. Понял, что надо жить так, чтобы, называя себя христианином, соответствовать этому высокому званию – быть верным Христу до конца своей жизни.
– К какой книге или автору Вы возвращаетесь чаще всего?
– Нет одной книги. Конечно, самая первая книга для любого вообще христианина – это Священное Писание. Но неправдой было бы сказать, что я читаю только Библию и больше ничего. Из духовной литературы мне очень близки древние отцы – Исаак Сирин, Ефрем Сирин, Иоанн Златоуст. Я писал работу – своё кандидатское сочинение в академии – по Василию Великому. Очень люблю этого святого отца. Естественно, Игнатия Брянчанинова, ибо я был на той же кафедре, где и он, в Ставрополе. Из светских писателей больше всех люблю Достоевского и Чехова. Достоевского – за то, что он очень глубоко и точно исследовал человеческую душу, описал её именно с христианской точки зрения. А вот Чехов – это образец лаконичности и ясности слога. Даже пастырям советую читать Чехова, чтобы научиться красиво и лаконично излагать свою мысль.
– Что Вас сегодня больше всего беспокоит, о чём больше всего волнуетесь?
– Что беспокоит меня на сегодняшний день? Мне седьмой десяток. Жизнь клонится к закату… Если говорить о дне сегодняшнем, то Бог судил мне заниматься храмостроительством. Так было в Москве, когда восстанавливал древнейший храм Живоначальной Троицы в Хорошеве. Так было в Магадане, так было на Кавказе, так есть и сейчас. Задумали построить великолепный кафедральный собор в городе Челябинске – в столице Южного Урала. Такой, какого здесь никогда не было. И сейчас это моя главная забота и моё детище. А дальше как Бог даст.
– Может ли что-то Вас рассердить? И что? И как бороться с раздражением?
– Может… Да ещё и как! Наверное, только ангелы не могут сердиться. Но и то, архистратиг Михаил взял меч и начал сражаться со своим воинством против сатаны. Вот как назвать это? Сердился? Или ревность была духовная? К великому сожалению, у нас не ангельский облик, а человеческий. И мы сердимся иногда по совершенным пустякам. Мы сердимся потому, что нечто делается не так, как мы хотели бы. Мы сердимся нередко на самих себя. Вот здесь – это хорошо бы сердиться. Видя, что ты как христианин (не говорю уж как монах, как архипастырь) не всегда исполняешь то, что положено тебе. И тут иногда сердишься на себя: ну как же так? Надо же исправляться! А что для этого делать? Семь раз по семьдесят прощать грехи брата своего. И самому – падаешь – вставать и идти. Да почаще каяться в своих «рассерженных деяниях». Другого пути нет.
– В какой момент вы чувствовали, что опускаются руки и нет сил бороться дальше? И как выйти из такого состояния?
– Да разные были моменты в жизни. Иногда начинаешь какое-то по-настоящему доброе дело. Хочется достичь этой цели. И самое больное – это когда тебя не понимают. Или твои начальники, или близкие тебе люди. Когда есть побуждение вне всяких личных интересов, корысти, а на тебя смотрят как-то так… критически. И здесь действительно – ну, не опускаются руки, но становится больно на душе. Вот здесь бы вот хорошо то, о чём мы говорили выше. Взять рассердиться по-доброму. Потому что это же искушение! И идти к намеченной цели, Богу содействующу, с молитвой. Одним словом, когда у тебя есть твёрдое и искреннее намерение – и оно наталкивается на непонимание. Пожалуй, это самое больное для любого человек.
– Как бороться с теплохладностью и окамененным нечувствием, как возгревать в себе веру, когда все становится скучным и обыденным?
– А вот как добиваются спортсмены тех или иных успехов? Через напряжённые тренировки. И ведь довольно часто (я разговаривал со спортсменами серьёзными) бывает нежелание. И тогда хороший тренер берёт чуть ли не за шиворот и говорит: «Давай! Бегай, прыгай, развивай пластику». И почти через силу заставляет. Теплохладность по разными причинам бывает. Иногда Бог оставляет нас немножко, в сторону отходит для того, чтобы проявилась наша воля. Как мать учит ребёнка ходить? Сначала его поставит, за ручку ведёт, держит, а потом отпустит немножко и говорит: «Иди, иди сюда», – манит. Ребёнок пугается, раз – на попку сел. А потом мать его поднимет немножко – опять отошла, опять. Так же и Бог помогает нам расти. Терпение и труд всё перетрут. Надо только не останавливаться.
– В чём главная проблема священников сегодня и на что Вы более всего обращаете внимание пастырей?
– Главная проблема сегодняшнего пастырства – это слишком большая погруженность в обыденность жизни. Забота о стройках, о различных проектах, о приходской деятельности. На самом деле, главная обязанность пастырей – это молитва, это духовная жизнь, а не стройки, встречи и конференции. А вот на это сегодня – давайте будем честными – довольно мало по-настоящему обращается внимание. В первую очередь, пастырь – предстатель перед Богом, наш ходатай. Поэтому его главная задача – не забыть о том, что сам он должен духовно совершенствоваться.
– А для мирян – в чем главная проблема.
– Да та же самая проблема. Думаем о хлебе насущном, а забываем, что Господь приводил нам в пример птиц небесных, что не сеют, не жнут, но чем-то питаются. Или лилии. Соломон не одевался так, как лилии украсил Господь. Конечно, и о хлебе насущном надо заботиться, но не забывать о душе. Помнить, что без Бога не до порога.
– А главная сила современного христианина – в чем она?
– Современный или несовременный христианин – главное, чтобы он был верен Христу. Вот здесь будет его главная сила и надежда, что он достигнет той цели, ради которой принял крещение. Вот это главная задача и главная цель. Верить в Бога и быть верным тем заповедям, которые Христос оставил.
                                                              
 А това е моето интервю с владика Теофан, публикувано във в. "Дума" на 16 ноември 2004 година.


  
Епископ Теофан:
Беслан е мъдър урок за всички ни
Тероризмът никога не е добър, дори когато някои политици с двойни стандарти го маскират като родолюбие, казва митрополитът на Ставрополско-Владикавказката епархия, в която попада и Осетия, пред Силвия Николова

Митрополит Теофан е роден през 1947 г. в Курск. Завършил е Московската духовна семинария и академия, в която впоследствие е направил и аспирантура. Дълги години е представлявал Руската православна църква зад граница - по 5 години в Ерусалим и Аржентина, като представител за Израел и Южна и Централна Америка. Заемал е длъжността екзарх на РПЦ при патриархът на Александрия и на цяла Африка, което отговаря на светската длъжност посланик. Бил е още зам.-началник на отдел "Външно църковни връзки", което пък се равнява на зам.-министър на външните работи. По време на кризата през 1993 г. епископ Теофан лично преговаря с Елцин и Хасбулатов за достигане на най-безболезненото й решение и за двете страни. Бил е още представител на РПЦ за Сирия, а също така и епископ Магадански.
От две години епископ Теофан е митрополит на най-голямата в Русия епархия - Ставрополско-Владикавказката. В нея се намира и град Беслан. По време на терористичния акт на 1 септември т.г. в едно от училищата му митрополит Теофан бе един от първите, които се озоваха на мястото на инцидента и с личният си автомобил превозваше освободени от терористите деца до болниците в града.

Когато помагаме някому, ние помагаме и на себе си и отключваме сърцата си за един от най-скъпоценните божии дарове - милосърдието

Няма по-голяма радост от тази някой да оживее в ръцете ти
- Ваше Високопреосвещенство, станаха ли по добри хората в Русия и в други части на света, след Беслан, а и по-единни срещу злото, наречено тероризъм? Вие често пътувате като лектор на теологични и философски международни форуми...
- Дали хората са станали по-добри след терористичните актове на 11 септември, на гарата в Мадрид и в Беслан, може да каже само Бог, който най-добре познава душите им.
Но след преживяното в началото на септември тази година, за мен летоброенето доби лично измерение - до Беслан и след него. Като духовен пастир на православните християни в Ставрополско-Владикавказката епархия, ми бе съдено да бъда на мястото на трагедията от първите часове, още когато стана ясно, че терористи са задържали ученици и останах там до самият край. Видях цялото страдание на децата, когато започнаха да ги пускат, но наблюдавах и как се променяха техните близки отвън. Дотогава мислех, че знам много за човешката мъка, бях я виждал в различните й измерения на много места по света.
В Беслан обаче видях какво всъщност означава майчината мъка, питащите очи на тази, която е дала живот и не знае дали няма да й се наложи да погребе няколко часа по-късно същият този живот. Не мога да забравя и безсилната ненавист, омразата и готовността за мъст, дори с риск на всяка цена в очите на бащите, които бяха сформирали гражданско опълчение в съседните на училището улици, въпреки забраните на Министерство на вътрешните работи за каквито и да е действия.
След Беслан, за мен самият, животът придоби друг смисъл. Бях един от много, които изнасяха полуживите деца от училището и ги извозвах с автомобила си до най-близките болници. Никога няма да забравя едно 14-годишно момче - едва излезе от училището и буквално се строполи ни живо, ни умряло в краката ми. Пренесох го до колата на ръце, а до болницата мокрех устните му с вода. Не даваше никакъв признак на живот. Както го бял сложил в скута си, изведнъж видях, че единият му крак е счупен така, че буквално виси на кожата си. Говорех му окуражително, не помня какво. А в себе си само се молех Бог да ми дава сила да не покажа, че съм разстроен и така да му предам отчаянието си. По едно време детето спря да стене, притихна съвсем. "Владико, той вече умря", каза ми шофьорът. Думите му сякаш изпразниха душата ми. Не проумявах как може да умре детето, което държах на коленето си, за което в последните минути бяха отправени всички ми старания, за да бъде спасено. Когато спряхме пред болницата и го прехвърляхме на носилката за починали, изведнъж момчето простена.
По-голяма радост от тази да чуя стона му, че е живо, никога дотогава не бях изживявал. Не пожелавам на никого да изпита такава радост, защото преди това тя е свързана с много страдания. Но, уверявам ви, няма по-голяма радост от тази някой да оживее в ръцете ти. Вероятно по-голяма е само радостта на майката, чието чедо е спасено.
След 11 септември, гарата в Мадрид и Беслан, човечеството трябва да осъзнае, че ние сме създадени да живеем заедно - руси, американци, българи, германци. И в това многообразие е нужно да бъдем по-добри, да сме толерантни и в готовност за сътрудничество както в градивното, така и в борбата срещу световното зло, наречено тероризъм. Взаимно да пазим нашата сигурност.
Дни след трагедията в Беслан бях поканен на международен форум в Милано. Пред политици, философи, теолози и икономисти заявих направо: с тероризмът компромис не бива, тероризмът не може да бъде лош и добър, колкото и да се опитват някои да го оправдаят според политическата конюнктура на момента. Човекът, готов на всичко, дори да прекъсне един детски живот в името на някаква цел, не може да се нарече патриот или националист. За него има само едно достойно име - терорист.
Първи септември 2004-а бе изпитание за всички ни. Затова след трагедията, в обръщението си към осетинския народ помолих за прошка. Безспорно е, че аз също имам вина - може би в това, че малко съм се молил за хората в моята епархия.
- Осетия не е само християнска. Колко всъщност са православните във вашата епархия?
- От 9-милионното население в епархията ми 6 милиона са православни християни.
- По-толерантни ли са хората помежду си във вашата епархия след терористичния акт?
- Толерантността е много разтегливо понятие. Хората не могат да бъдат търпими към злодеите, наречени терористи. Към тях те вече не могат да проявят толерантност под каквато и да е форма. Мъката по изгубените деца обаче ги направи значително по-задружни и жертвоготовни, дори към непознати. Хората по нашите географски ширини са много мъдри. Преплетените им съдби, етноси и култури са ги направили такива. На Запад прогнозираха, че след 1 септември при нас едва ли не ще започне гражданска война. Нищо подобно не се случи. Напротив, хората дори станаха по-задружни, защото мъката ги консолидира. Осетинският народ е мъжествен, честен и мъдър.
- По време на терористичния акт се чуха и гласове, че руското правителство е провокирало терористите с "праволинейната си политика по отношения на Чечения". Как бихте отговорили на подобни обвинения?
- С контравъпрос. Тези обвинители зададоха ли такъв въпрос на Джордж Буш-младши след взривяването на Световния търговски център, или на правителството на Испания след терористичния акт на гарата в Мадрид. Да се отправят подобни въпроси обвинения от някои политически играчи е израз на непочтен двоен стандарт. Защото техните отговори опират отново до един единствен въпрос - могат ли терористите да бъдат добри и лоши. Докато майките в Беслан плачеха за децата си, а бащите изнемогваха от безсилна ярост, западни вестници написаха с тлъсти заглавия "Борци от Чечения за свобода", макар че и на редакторите им, както и на политиците, бе ясно, че става дума за терористи.
- За какво ще бъдат употребени петте хиляди долара, които получихте от продуцентска къща "Жокер медиа" за децата на Беслан?
- Още не мога да кажа. Те ще бъдат предоставени на фонда в помощ на жертвите в Беслан, на който и аз съм член. Възможно е да гласуваме те да бъдат употребени за обзавеждане на училище, за медикаменти или за почивка на травмираните деца.
Но дори милиони няма да успеят да запълнят празнината от загубата на децата по време на трагедията. Нито пък ще компенсират психологичните травми от преживяното у тези, които бяха спасени. Тези $ 5000 са акт не само на материална, но и на духовна щедрост и морална подкрепа. Подобни акции за събиране на материални средства помагат повече, като видим белег на съпричастност и състрадание. Те имат отношение не само към дарявания, но и към даряващия.
16.11.2004

 
 
 
 







неделя, 16 март 2014 г.

Една година от кончината на епископ Нестор






На 14 март т.г. се навършва една година от смъртта на Смоленския епископ Нестор. За мой срам, улисана във всекидневните ангажименти, я пропуснах.  Пиша срам, защото след няколко кратки срещи с този изключително интелигентен духовник, мога смело да кажа, че го почувствах духовно близък. По честите му писма и изпращани мнения, стихотворения и коментари по различни събития от църковно-обществения живот, които аз на свой ред публикувах в изданието в което работех, се виждаше, че и той ме е приел за близък човек. Дядо Нестор следеше събитията, отразени в медиите, но не само, когато там имаше негови публикации, а защото смяташе, че като духовник е длъжен да е наясно с това, което вълнува миряните. Така, той смяташе, че ще е по-полезен в духовните си наставления към многоброите свои посетители.
Моите срещи с него в Лопушанския манастир (той беше там на покой), както вече писах, бяха малобройни. От тях обаче научих много – за призванието на православния християнин, за това как да съчетаеш битийното и надбитийното по начин да не затънеш в греховете на мирското, но и чрез мирското да бъдеш полезен на ближните и да се извисиш над него, доколкото Бог ти е дал сили за това.
Дядо Нестор беше писател, прозаик, сладкодумник, одухотворен човек, който с откровеността си, със своя мек, напевен говор и топлота те привлича и те кара да се чувстваш като малко дете, слушащо с доверие разказите на своя стар и добър дядо.
Дядо Нестор беше самобител изследовател, от чиито изследвания, систематизирани презицно приживе не се заинтересува никой – нито Светият Синод, нито някоя научна институция. Още приживе, когато силите започнаха да го напускат за сметка на болестите, при всяко подобряване на състоянието си той се заемаше със своя архив – систематизираше, описваше, разпределяше. Така, доколкото ми е известно от неговите думи, той определи голяма част от нещата си в Русенския архив. Надявам се, последващите обитатели в Лопушанския манастир да са спазили последната му воля и да са предали определеното от него за архива, освен ако той не го е сторил непосредствено преди кончината си.

С тъга и срам, че забравих годишнината от смъртта му пиша тези редове. И моля за прошка душата му, а Бог да пости греховете на дядо Нестор и да даде на душата му вечер покой.
                                             ))))      ((((((       ))))
 
 По-долу публикувам стари мои текстове, свързани с дядо Нестор
 

Частица българска святост на руска земя

Една съвременна калугерска мъдрост казва, че чудесата вече не са явни, заради нашата греховност, но се проявяват твърде дискретно, чрез случки и срещи с точно определени хора в точно определеното време. Ако й повярваме, то пренасянето на частица от мощите на свети Иван Рилски преди броени дни на руска земя в град Рилск, където част от тях се е съхранявала в продължение на няколко века, напълно може да бъде причислено към чудесата. Защото този руски град в Курска област е основан преди десет века от български духовници-емигранти, пренесли в него къс от нетленните останки на Рилския чудотворец, а после нарекли градът на негово име. Впоследствие светинята е изгубена. Някои смятат - безвъзвратно.

Преди броени дни братството на Рилския манастир подари частица от мощите на св. Иван Рилски на руския град Рилск. За целта в България пристигна специална делегация, оглавявана от настоятеля на Николаевския манастир в руския град архимандрит Панкратий Зайкин и йеромонах Дамян. Частицата от мощите се съхранява в специално съграден параклис в манастира, носещ името на българския светец. Самият манастир пък се намира на хълм, наречен Рила по името на нашата Рила планина. Новината съобщи за ДУМА Адрианополският епископ Евлогий - игумен на Рилския манастир и обясни, че частицата от светинята е дарена с благословението на българския патриарх Максим. Тя е поискана още преди година от Курския и Рилски архиепископ Герман. 
При донасянето на мощите от България в Рилск те са посрещнати от църковно шествие от две хиляди поклонници, съобщава пресслужбата на Курската епархия.
Новина, подобно на всяка друга, би възкликнал неизкушеният от историята. Пренасянето на частицата от мощите за населението на руските градове Рилск и Курск обаче е събитие, граничещо с чудо, тъй преди близо сто години дирите на съхраняваната дотогава там дясна ръка на българския светец, се губят.
Български владика обаче попада неочаквано на следи от нея преди четвърт век. Смоленският епископ Нестор установява, че дясната ръка на българския светец е била почитана като най-скъпа реликва в продължение на векове в засекретения в миналото от военните град Рилск в Курска област. Заради военните обекти градът бе забранен за посещение от чужденци и дори влизането на съветски граждани в него от други места ставаше със специални разрешителни.
Българският духовник все пак успява да проникне там, да попадне на старинни книги, да събере и запише разказите на старци, пазещи преданието за българската светиня на тяхна земя. В средата на 70-е години Смоленският епископ Нестор, който тогава е изпратен от Светия синод за настоятел на българския храм в Москва, чува разказа на руски учен, че към 14 век дясната ръка на българския светец Иван Рилски е била пренесена от Рилск в Курск от крупен търговец и е съхранявана като най-ценна светиня, а при нея са се извършвали безброй чудеса - изцеления на болни, облекчаване на страданията на недъгави и неочакван добър край на заплетени семейни истории. На руска земя обаче тя била пренесена от монаси от Рилската света обител още през 11 век. Ученият бил Николай Чалих, написал книга по този въпрос, но тъй като изложените в нея тези не отговаряли на тогавашните въгледите на официалната историческа наука, отпечатването й стана възможно едва по време на перестройката.
"До Курск пътувах цивилен, инкогнито, по време на целия път във влака, а после и в автобуса четях демонстративно вестник "Правда", за да не ме заподозрят, че съм чужд гражданин", спомня си дядо  Нестор. Като пристигнал в града, бил един от малцината, влизайки в храма. По навик, като духовник, той не съобразил, че непознатият в черквата ще предизвика подозренията на местната милиция.
"Едва прекрачих прага и усетих зад гърба си нечие присъствие. Зад мене стояха двама яки мъже в кожени куртки и недвусмислени издутини отдясно на кръста. Заведоха ме при секретаря на градския комитет на партията." Разказва с неприкрито чувство за хумор три десетилетия по-късно този епизод от нелегалното си пътуване в закритата зона владиката и не пропуска да подчертае, че с три бутилки български коняк "Плиска" спасил ареста и дори спечелил благоволението на местните величия, които после лично му показали забележителностите на града. Дядо Нестор останал в засекретения град, вече легално, близо седмица. От разкази на възрастни хора той попаднал на прелюбопитен факт.
Смоленският епископ Нестор установил, че първата регистрирана в историческите хроники българска емигрантска вълна към Русия е още в периода 972-1014 г. От земите ни бягали най-вече български църковници, несъгласни с авторитарното управление и вмешателството на Гръцката църква в работата на Българската православна църква. В тази първа вълна имало и монаси от Рилския манастир, а също и население от околните на обителта села. Калугерите носели със себе си десницата на рилския светец Иван Рилски и български книги. В края на 10 и началото на 11 век те основали град Рилск на името на българския светец Иван Рилски, а в катедралния му храм, в богато украсено със скъпоценни камъни сребърно ковчеже положили за съхранение неговата ръка. Предания, някои от които влезли в черковната кондика там, разказват, че при мощите на светеца се извършвали не едно и две чудеса - от изцеляване на болни до разрешаване на заплетени проблеми и дори спасявне на населението от чумна епидемия. Самият храм "Св. Иван Рилски" бил първият на руска земя, носещ името на български светец.
Възрастни хора разказали на епископ Нестор, че до Октомврийската революция тя все още била в скъпоценното сандъче в централната черква в града. С настъпването на Червената армия обаче дясната ръка на свети Иван Рилски мистериозно изчезнала от храма. Според едни, благочестиви християни я заровили в земята, а по-късно изнесли от страната. Други твърдят, че тя е била открита по донос по времето на Сталин, изровена и публично изгорена. Известно е, че според програмата на Йосиф Висарионович до 1950 г. в СССР трябвало да бъдат разрушени всички храмове и унищожени всички светини, а на 7 ноември в упоменатата година той обещавал да покаже по време на митинг на Червения площад последния поп. 
Българският епископ Нестор обаче е склонен да поддържа тезата, а това показват и някои негови по-късни проучвания, че светинята не е била поругана, а е изнесена на безопасно място от руски благочестиви емигранти. Владиката си спомня, че през есента на 2003 г., вече като пенсионер в Лопушанския манастир, бил посетен от тогавашния главен  секретар на синода митрополит Геласий (вече покойник).
"Митрополит Геласий ми припомни с какво недоверие преди години се отнесохме към известието на гръцкия арихимандрит Пантелеймон Пулос, че дясната ръка на свети Иван Рилски сега се намирала в гръцкия девически манастир "Света Богородица" на остров Тинос", разказва дядо Нестор и продължава: "Тогава архимандритът ни каза, че веднъж в манастира на остров Тинос пристигнали поклонници. Изненадващо една възрастна жена му казала, че десницата на св. Иван е донесена в Гърция от нейния роден град. Моряците, които пренасяли светинята, имали намерение да я оставят в българския Зографски манастир на Атон и да помолят тамошните монаси да я върнат в Рилския манастир. Стъпили веднъж на брега, пасажерите се разпръснали без да поддържат връзка помежду си. Така тя останала в манастира на остров Тинос."
Преди петнадесетина години епископ Нестор се опитва да заинтригува Светия Синод с тезата, че дясната ръка на свети Иван Рилски е пропътувала от Русия през Украйна и Турция и се намира в Гърция, но не му обръщат внимание.
Дали някой ще се заинтересува от хипотезата за местонахождението на светинята и кога ще стане това, е въпрос може би на друго чудо. Със сигурност обаче е ясно, че от нетленните останки на свети Иван Рилски в едноименния манастир в Рила планина дясната ръка липсва. Обкована в сребро за поклонение на богомолците там показват само лявата ръка.





петък, 14 март 2014 г.

Духовникът на Путин представя свой бестселър у нас ас



Архимандрит Тихон Шевкунов представя книгата си „Несветите светци”, която вече е издадена и на български език от Подворието на Патриарха на Москва и цяла Русия в София. Нейн преводач е Андрей Романов.  
Представянето й ще се състои на 16 март (неделя) от 12.00 часа в Голямата зала на Руския културно информационен център в София (ул. „Шипка” 34).  
Книгата му „Несветите светци” само за няколко години достигна тираж от 1,3 млн. екземпляра и се превърна в православен бестселър. Заради лекотата, с която архимандрит Тихон успява да въвлече читателя в сериозната християнска проблематика, посредством сладкодумно и дори с чувство за хумор разказани случки из манастирския живот и този на вярващите миряни, към момента сборникът му разкази се нарежда сред най-продаваните в Русия. Книгата му се посрещна с огромен интерес и в чужбина.
Тихон Шевкунов пише от първо лице за големи имена, като Сергей Бондарчук и Булат Окуджава, с които го свързват добри познанства.  
Той има репутацията на близък до Кремъл човек, дори някои го наричат  духовника на Путин.

През ноември миналата година архимандрит Тихон Шевкунов получи званието "Човек на годината" заедно с Патриарх Кирил и президента Путин.
Освен писателската си дейност и като игумен на Сретенския манастир в Москва, той е известен и като самотният войн с малко единомишленици, който успя да намери лоби, което да внесе и приеме в Държавната Дума Закон против алкохолизма.  Архимандрит Тихон Шевкунов е в инициативния комитет за построяването на 200 храма в руската столица, сред които е и такъв на името на българския светец Киприян Български. Инициатор е и на изграждането на православен храм на ул. „Люблянка”, прочута със сградата на КГБ. Обществеността от сега започна да го сравнява, заради мястото, с Римския колизеум.
Архимандрит Тихон ( Георгий Александрович Шевкунов) е роден през 1958 г., завърши е сценарния факултет във ВГИК (руската академия за кинематография и театрално изкуство).


неделя, 2 март 2014 г.

Петербургский Дневник , 25 февраля 2014

Петербургский Дневник 
 Ежедневное издание Правительства Санкт-Петербурга      http://www.spbdnevnik.ru/
  
Преди малко повече от година имах щастието да преведа Катехизисът на доц. И.А. Глухов. Неотдавна от "Петербургский Дневник" ме потърсиха, за да напиша отзив за книгата. За това време Катехизисът се прие изключително добре в България и за това говори фактът, че тиражът му е почти изчерпан. Затова, с радост приех да напиша отзив  за изданието. Статията беше отпечатена в "Петербургский Дневник" /всекидневник, издание на правителството на Санкт Петербург/  в броя от 25 февруари 2014 г. За тези, които биха искали да го четат в pdf формат, могат да го направят, като отворят архива на вестника през линка и потърсят съответната дата.
Да са леки и спасителни постите за всички вас!
 
Слово близкого по душе и мироосущению 
  Силвия Николова



               


Работать со словом трудно, особенно, когда это - слово пусть близкого по душе и мироощущению, но чужого языка. А если к этому добавить и необходимость работать со Словом Божьим, задача окажется еще более трудной. Смелость приступить к такой задаче дает, с одной стороны, уверенность, что твоя работа может быть полезна немалому числу православных христиан, с другой стороны, знание того, что среди верующих,  уже есть смельчаки, взявшие на себя нелегкую задачу помощи как воцерковляющимся, так и изучающим богословие молодым людям.
За несколько лет своего существования Общество памяти игуменьи Таисии, основанное отцом Александром, выпустило в свет обширную литературу для катехизации и духовного роста немалого числа православных христиан не только в России, но и в других странах, исповедующих веру православную. Руководствуясь этим, я взялась за перевод на болгарский язык «Катихизиса» доц. Глухова И.А.
К аргументам в пользу такого выбора, следует добавить и то, что в моей православной стране сейчас издается много богословской литературы, но лишь небольшая ее часть является серьезной и качественной. Эта оценка базируется не только на моей вере (я православная христианка), но и на профессиональных знаниях (я – выпускник богословского факультета Софийского университета им. Св. Климента Охридского).
Начиная с демократических перемен 1989 г., в Болгарии издано два Катехизиса. Один из них - труд уже покойного профессора Т. Коева «Православный катихизис и послания восточных патриархов о православной вере», изданный в 1991 г. и «Катихизис» Сливенского митрополита Иоанникия, изданный в 2002 г. Первый – очень хороший, но он предназначен преимущественного для академической молодежи, изучающей богословие и уже имеющей первоначальное представление о христианстве вообще и православии в частности. Он очень  труден для осмысления тем людям, которые только лишь приступают к православной вере и не имеют основных понятий, не знают Библейской истории, не понимают разницы между Истинной Христовой верой и различными модными «околохристианскими» течениями. Катихизис митрополита Сливенского слишком уж упрощенный и короткий: он не дает познания во всей его полноте, а, скорее, утверждает догматические истины без объяснения, что создает известные трудности у воцерковляющихся христиан. А, как известно, такие христиане, еще не крепкие в вере, часто имеют сомнения, не понимают содержания Ветхого и Нового Завета, не имеют понятия об исторической обстановке времени земного пребывания Иисуса Христа и его человеческого естества тут, на Земле, и Божьего, объемлющего все времена и пространство Вселенной.
Оказалось, что Катихизис доцента И.А. Глухова отличается тем, что дает азбучные истины нашей истинной православной веры во всей полноте не только людям, серьезно занимающимся теологией (семинаристам и студентам богословских факультетов), но и каждому христианину, независимо от того, является ли он только воцерковляющимся или уже убежденным воцерковленным читающим человеком. Говоря коротко, Катихизис доц. Глухова универсален: универсален язык вероучительных истин – ясный, точный, конкретный, понятный как людям с богословским образованием, так и тем, кто не знаком с богословской наукой, но посвятил свое сердце Богу. Катихтизис И.А. Глухова имеет еще одно неоспоримое преимущество перед большинством книг по богословию, изданным в последние годы в Болгарии: его автор не поддался искушению модернизма в богословии, что так свойственно многим нашим авторам. Не смотря на то, что язык его ясен, точен, конкретен, истина нашей веры преподносится не сухо, без казуистики. Но с душевным теплом человека, имеющего богатый духовный и преподавательский опыт, хорошо понимающего все искушения в процессе человеческого познания Истины.
Болгария – страна славянская и православная. Однако вследствие некоторых особенностей нашего исторического развития и десятилетий атеистического режима церковнославянский язык стал для нас малопонятным. После 1989 г. в результате перемен не только не пробудили интерес к этому исконному для нашей веры и Церкви языку. Более того, в период с 1991 по 2008 г. – во время раскола Болгарской Православной Церкви – «модернизаторское» крыло создало свой противоканонический Синод, который поддержали лидеры правого политического спектра. Эти же силы выдвинули требование заменить в богослужении церковнославянский язык на современный болгарский язык под предлогом того, что церковнославянский язык абсолютно непонятен для современных болгар. Действительно, современный болгарский язык отдалился от церковнославянского значительно больше, чем русский. Однако при известных усилиях со стороны воцерковляющегося эта трудность легко преодолима, т.к. это – извечный язык нашей веры. Я бы сказала, что это язык, который существует в наших генах. Достаточно вслушаться в них, чтобы понять, что именно говорится нам через него. Независимо от того, что слишком смело, даже кощунственно отправлять свои молитвы к Богу, служить Святую Литургию на болгарском языке, которым мы пользуемся каждый день, было принято очень «модерновое» решение: в некоторых болгарских храмах была введена практика чтения отрывков из Евангелия, Деяний и Посланий святых апостолов на болгарском языке. Пусть это стало понятно более широкому кругу людей, но звучит слишком неблагозвучно, даже дисгармонично Слову, языку и ритмике Святой Литургии, которая служится в целом на церковнославянском языке. Правда, в некоторых храмах делают попытки служить и Литургию на болгарском языке. Эта практика сохранилась и после преодоления раскола в 2008 г., чему очень помог Всеправославный собор в Софии, состоявшийся в том же году. Для твердых в вере, знающих непреходящие ценности церковнославянского языка и нашей книжности, эта практика остается сомнительной.
Имея в виду вышеизложенное, Катихизис И. А. Глухова с его цитатами на церковнославянском языке и кириллицей (русский алфавит) исключительно полезен как для семинаристов и студентов богословских факультетов, так и для каждого православного христианина. По этим цитатам из Святого Писания на церковнославянском языке читатель  случае затруднения может обратиться к переводу Библии на современный болгарский язык. Таким образом, он привыкает читать на языке, на котором мы получили первые познания о Христе и вероучительные истины через первый перевод, осуществленный св. Кириллом (Константином Философом), а именно: «В началото бе Словото и Словото бе у Бога, и Бог бе Словото» (Иоанн 1:1). Это преимущество книги И. А. Глухова было замечено читающей публикой еще на презентации Катихизиса в Софии, указано как огромный плюс во время дискуссии с семинаристами Софийской духовной семинарии, на круглом столе, посвященном современным проблемам катехизации.
Катехизис И.А. Глухова для меня как переводчика и православной христианки особенно ценен тем, что в нем имеются ссылки на историю народа древнего Израиля, пояснения его обычаев и духовной практики. Без таких пояснений любой катихизис становится малопонятным, а иногда и странным для неподготовленного читателя.
В чисто эмоциональном плане не только для меня, но и для всех болгар-русофилов Катехизис И.А. Глухова имеет и еще одно значение, связанное с историей болгаро-русских отношений. Для всякого честного политика и историка это представляет ценность, которая должна быть сохранена не только как момент истории двух стран, но и как непреходящая ценность. Чтобы это понять, необходимо припомнить, что в конце XIV – начале XV в. после нашествия османских войск в Константинополь, а затем и на Балканы, Первое Болгарское царство перестало существовать. Само Первое Болгарское царство перед завоеванием было раздроблено на княжества, провозгласившие себя царствами. В 1422 г. в результате похода Фируз-бея на Валахию пало последнее Видинское княжество. Князь Константин П Асен умирает 17 сентября в Белграде. С падением Видинсколго княжества все болгарские земли попадают под турецкую зависимость. Несколькими годами ранее пал Тырновоград. Первую волну беженцев-болгар в Россию составили монахи-переписчики монастырей Плиски, Преслава, Тырновограда, престольного града. В Россию они привезли немалую часть церковнославянских книг, чтобы спасти их от поругания поработителями. Так было спасено церковнолавянское книжное богарство.
Несколько ранее в Россию уехал Киприан, впоследствии митрополит Киевский, Литовский и всея Руси, признанный в 1472 г. святым и чудотворцем. Он был автором агиографических сочинений Тырновской книжной школы, выходцем из известного боярского рода Цамблаков, к которому принадлежал и Григорий Цамблак, митрополит Киевский  в 1415-1419 гг.
Практически Россия, Русская Православная Церковь спасает церковнославянское книжное богатство после завоевания Балкан. Более того, она продолжает его развивать и преумножать. В результате Освободительной русско-турецкой войны 1877-1878 гг. Россия освобождает Болгарию. После Октябрьской революции в Болгарию хлынула волна беженцев из России. Среди них был и профессор Николай Глубоковский, один из известнейших православных богословов, библеистов, знатоков Нового Завета в ХХ веке, преподаватель Санкт-Петербургской Духовной Академии. Изгнанный из России, он начинает преподавательскую работу на Богословском факультете Софийского университета в 1923 г., где проработал до своей кончины в 1937 г.
Это – только два примера великих людей, работавших для второй Родины так же самоотверженно, как работали для своей страны и народа. Катехизис И.А. Глухова, по-моему, является своеобразным продолжением этой великой преемственности в богословском и церковном отношении между болгарским и русским народами. Как в далекой и близкой истории наши предки отдавали весь свой духовный и интеллектуальный потенциал братскому православному народу, так и книга И.А. Глухова заполняет некую лакуну среди книг, необходимых для катехизации современных болгар. Огромна заслуга в этом святом деле отца Александра (Фаута) и его соработников по Обществу памяти игуменьи Таисии.